Thursday, July 28, 2011

Ложъ: Устав против Света.

Продолжение #3. Великий раскол - Иешуа Га-Ноцри против Иисуса Христа?
Художественная программа Рожера II несомненно была лебединой песней византийского искусства в Западной Европе. На смену ему шла готика – первое специфически западноевропейское искусство. К сожалению, эта эпоха, в силу подавляющего влияния на современный мир "анти-готического" искусства эпохи Возрождения, до с их пор остается мало известной, и только недавно, благодаря работам замечательного американского историка искусства Эрвина Панофски, начал рассеиваться туман ложных интерпретаций и были заложены основы понимания символизма и логики развития и готического искусства.

Между тем, эпоха готики является ключевой для понимания западноевропейского менталитета и повлияла она на весь мир не меньше, а возможно и больше, чем эпоха Возрождения. Достаточно сказать, что поздняя, так называемая интернациональная готика создала единое культурное пространство Западной Европы и окончательно оформила цивилизационное христианство как мировоззрение.
Прежде всего следует отметить, что, вопреки отцу истории искусств Вазари, зарождение готики и как архитектурного стиля и как мировоззрения не имеет никакого отношения к германскому племени готов и произошло в Иль-де Франс, в 7 километрах от центра Парижа. Первой готической постройкой стала базилика аббатства Сен-Дени - усыпальница французских королей и главный духовный центр Франции. Появление готического стиля связано с появлением во Франции гениального создателя французской и общеевропейской культуры, изобретателя готического стиля в архитектуре, настоятеля аббатства Сен-Дени Сюжер, -
Аббат Сюжер осиротел в 10 лет и был принят воспитанником в аббатство Сен-Дени, ставшее его семьей. Волею судеб он оказался товарищем детских игр французского принца крови благодаря рано проявившейся искренней религиозности и выдающимся способностям он еще ребенком не только сумел завоевать доверие будущего короля Франции Людовика VII, но и обратил на себя внимание его отца Людовика VI, правнука Ярослава Мудрого. Впоследствии, благодаря этому доверию и своим обширным знаниям Священного Писания, он стал советником, глубоко и искренне верующего Людовика VI. Так аббат Сюжер, человек социально низкого происхождения, оказался наиболее влиятельным политиком Франции, чье правление стало ее золотым веком. На заре своей карьеры, благодаря личному мужеству он сумел созвать французское ополчение для обуздания "баронов - разбойников", разорявших крестьян, убивавших священников, грабивших Церкви и города. Он лично возглавил всю королевскую рать, и часть этих "благородных негодяев" были убита, а их замки снесены, а часть была вытолкнута в клоаку крестовых походов, и во Франции на какое-то время установились мир и процветание. В другой критический момент истории вся Франция по его зову встала рядом с ним плечом к плечу, и этой демонстрации единства оказалось достаточно для того, чтобы предотвратить вторжение немецких армий. Кроме того, именно аббат Сюжер был архитектором союза королевской власти с городами и Папством, ставший залогом единства и независимости Франции и определившим облик Европы на 5 Столетий вперед.
До того как стать аббатом Сен-Дени Сюжер служил в Нормандии, во владениях сына Вильгельма Завоевателя Генриха I Боклерка (Боклерк = высокоученый), который был Нормандским герцогом, то есть, формально, вассалом французской короны. Сюжер сумел завоевать его уважение на почве любви к наукам, что впоследствии сделало его миротворцем, посредничество которого не позволило Столетней войне между Францией и Англией разразится на столетие раньше, превратившись в двухсотлетнюю. Более того, его посредничество могло сделать столь ожесточенный конфликт невозможным, если бы преждевременная смерть не помешала ему предотвратить развод Людовика VII со своей женой – красавицей Элеонорой Аквитанской, чья умопомрачительная красота могла довести и довела таки Англию и Францию до безумия, которое продолжалось целое столетие и до конца не изжито до сих пор. Стоит ли удивляться тому, что когда Людовик VII решил отправиться в крестовый поход, он не захотел бросать в королевском замке на произвол судьбы и одиночества свою красавицу-жену,.и что единственным, кому королевская семья могла доверить управление Францией в свое отсутствие, оказался аббат Сюжер.
Поразительно, но вклад аббата Сюжер в искусство и архитектуру оказался даже значительнее его вклада в государственное строительство. Начав перестройку обветшавшего аббатства Сен-Дени, он оказался не только спонсором построения первого готического храма, но и великим архитектором и художником, придумавшим и собравшим в новый архитектурный стиль такие специфически готические элементы, как окно-розу, внешние контрфорсы с аркбутанами, применение которых скомпенсировало распирающие усилия от крыши на стены, что позволило сделать стены тоньше, а окна больше. В результате этих нововведений аббат Сюжер сумел создать то, напоминающее купол Святой Софии, впечатление Церкви со стенами из сияющего света, которое стало идеалом и мечтой лучших архитекторов высокой и пламенеющей готики. Более того, он продолжил традицию аббатов-архитекторов, которую породил на Западе создатель аббатсва Мон-Сен-Мишель Уильям Вольпианский, в рамках которой архитектура оказалась воплощением не только эстетических и инженерных идей, но и поистине "теологией" в камне, создающей символический образ мироздания.

Орифлама - знамя
аббатства Сен-Дени,
дома Капетингов и
французского королевства.

Окно-роза.Северный трансепт Сен-Дени.
Господь Бог в центре, Знаки Зодиака,
Генезис:6 дней творения,грехопадение,
изгнание из Рая.

Внешние контрфорсы и аркбутаны,примененные
впервые в аббатстве Сен-Дени, что позволило
использовать свет широких окон.
Но наиболее интересным является вопрос о том, какой именно "теология" легли в основу архитектуры базилики Сен-Дени - архетипа готического собора. Американец немецкого происхождения Эрвин Панофский, совмещавший преподавание истории искусств с практической политологией в разгар холодной войны, "стыдливо" называет эту теологию "оргией неоплатонической метафизики света." Но мы, мой милый читатель, мы никак не связаны ограничениями "академической" науки Принстонского разлива, и мы можем назвать эту "теологию в камне" ее настоящим именем - Православие. Да-да, даже и после великого раскола на Западе продолжало жить и развиваться Православие, причем не крипто-православие Рожера II, а Православие в его высшей форме, получившей на востоке название исихазм. Именно Православие было основой личной, персональной духовной жизни отца западно-европейской культуры и французской государственности аббата Сюжер. Именно Православие в какой-то момент в воображении аббата Сюжер вырвало из небытия тот образ Христианского Храма, который воплотился в первой готической базилике. Вперед, мой читатель, я покажу тебе как зачастую даже ошибки западных христиан, потрясенных красотой Христа, заблуждающихся, но искренних, написали эту боговдохновенную книгу, которая называется история искусств Западной Европы.
Несмотря на свои заслуги перед Церковью и Францией, аббат Сюжер за свои эстетические нововведения в ходе реконструкции аббатства в 1137-1142 годах подвергся нападкам другого гиганта эпохи ранней готики, сильно повлиявшего на развитие цивилизационного христианства - святого Бернара Клервоского. Святой Бернар, настоятель монастыря Клерво, был весьма противоречивой личностью, чьи недостатки были продолжением его достоинств: аскет, породивший чувственный культ Богоматери, и свирепый борец с ересями; создатель военно-монашеских орденов, написавший устав тамплиеров, и инициатор второго крестового похода, прославившийся фразой:"Убивать ради Христа - не преступление, а, напротив, величайшая слава"; главный идеолог цистерианской реформы, и пуританин-иконоборец, которому произведения литургического искусства мешали молиться.
Более того, ключом к пониманию всего последующего развития западноевропейского искусства является именно разделение бенедиктинской монастырской традиции на цистерцианцев и собственно бенедиктинцев, которое произошло в результате проведенной святым Бернаром реформы монастырской жизни, причем самому святому Бернару эстетическим идеалом казались белые стены с железным или деревянным крестом. А уж художественные находки аббата Сюжер, составившие впоследствии основу готического стиля, представляли собой как раз то, против чего выступал Святой Бернар, и что было осуждено Трактатом Ордена Цистерцианцев: "Не должно быть позволено никаких живописных изображений или скульптуры, за исключением распятий из дерева".
Вначале Святой Бернар обрушился с гневными нападками на желание аббата Сюжер использовать в качестве литургической утвари произведения ювелирного искусства, а своим монахам предоставлять значительную самостоятельность. Но Аббат Сюжер, отличавшийся незаурядным дипломатическим талантом, сначала, в соответствии с замечаниями святого Бернара немного завинтил гайки дисциплины, а потом помог ему установить официальный контакт с королем, приобретя, таким образом, свое право на эстетическую самостоятельность. После этого он заключили со святым Бернаром молчаливый пакт о ненападении, и Святой Бернар даже отметил в одном из своих писем, что Сюжер научился "сосать грудь Божественной Мудрости вместо того, чтобы пить мед из уст льстецов". Может показаться, что он несколько фривольно играет словами (по латыни сосать - sugere), но на самом деле святой Бернар в благодарность за помощь переносит на аббата Сюжер свой собственный опыт, когда он, согласно поистине прелестной легенде, в 1146 году в Шпайерском соборе на глазах множества свидетелей был напоен грудным молоком таинственной девой с младенцем на руках.
По иронии судьбы, до заключения пакта о ненападении, именно необходимость отвечать на вышеупомянутые нападки заставила аббата Сюжер взяться за перо, благодаря чему мы и можем от него самого узнать о той духовной жизни, которая собственно и породила готический стиль. К счастью и после пакта аббат Сюжер перо не бросил, но стал писать в историю современной ему Франции и историю перестройки аббатства Сен-Дени.
Первая ошибка, раскрывающая тайну рождения готики, связана с еще одним гением того времени – бывшим профессором Парижского Университета и бывшим монахом Сен-Дени - Пьером Абеляром. Он был главным действующим лицом основной идеологической драмы той эпохи: "Разум против Веры" и его статьи по этому вопросу, привлекли к нему не сулившее ничего хорошего внимание святого Бернара из Клерво, незадолго до этого дождавшегося кончины бывшего студента Пьера Абеляра - антипапы Анаклета II, урожденного Пьетро Пьерлеони


Папа Анаклет II.1130-1138
Дело в том, что избрание Папой Пьетро Пьерлеони, внука еврейского банкира, крещенного Папой Львом IX, и чей брат, Джордано Пьерлеони, стал впоследствии патрицием и сенатором восстановленной в 1143 году Арнольдом Брешианским Римской Республики, несомненно, означало конец плану Бернара Клервосского построить империю воинствующего политического христианства, планам которые впоследствии вполне предсказуемо, привели к 4-му крестовому походу. Судя по письмам, которые Святой Бернар, рассылал в поддержку Папы Иннокентия II, решение о недопустимости избрания Папой Римским Пьетро Пьерлиони было принято заранее, и основной компромат был собран тоже заранее в Англии, где будущий антипапа Анаклет II был Папским легатом . Судя по всему, именно тогда единомышленники святого Бернара, чей устав он в то время обдумывал, обратили внимание на то, что духовная жизнь наиболее вероятного кандидата на Папский Престол несколько не соответствует их планам.
Им это стало ясно после того, как Пьетро Пьерлеони сумел своим благочестием и образованностью завоевать дружбу и уважение не только Генриха I Английского, но и его жены Матильды Шотландской, воспитанной в Православной традиции своей матерью Маргаритой Святой и теткой Кристиной. Дело в том, что отец Маргариты Святой провел юность и, скорее всего, женился в Православной Киевской Руси на дочери Ярослава Мудрого, а по отцовской линии Маргарита Святая была внучкой последнего Православного англосаксонского короля Эдмунда Железнобокого. Политические христиане, только что под руководством Вильгельма Завоевателя подчинившее себе Англию, без всякого удовольствия смотрели на то, как крипто-православная королева Англии беседует о просвещенном Христианстве с бывшим студентом Пьера Абеляра, известном своими связями с еврейским капиталом и с крипто-православным "королём" Сицилии Рожером II.
Последующие события показали, что у кого-то очень могущественного должны были быть очень серьезные мотивы и хорошо подобранный компромат для того, чтобы после реформ Папы Григория Великого, организовывать явно мошеннические, напоминающие времена порнократии, выборы Римского Папы. Действительно Папа Иннокентий II был избран малочисленной группой кардиналов, тайно созванной до объявления о смерти предыдущего Папы специально для того, чтобы не допустить избрания на Папский престол наиболее вероятного кандидата, любимца Римского народа с неограниченными финансовыми ресурсами еврейской общины и личного друга Генриха I Английского и Людовика VI Французского. Франджипани и Корси сами на такое были явно не способны.
Кроме того, борьба святого Бернара Клервосского против антипапы Анаклета II является хорошо документированным, первым, но отнюдь не последним случаем использования цивилизационным христианством антисемитизма, как оружия для борьбы с Православием, вернее в данном случае с крипто-православием. Действительно, одним из главных, доводов святого Бернара, с помощью которого он убеждал поддержать Папу Иннокентия короля Франции Людовика VI и императора Лотаря, изначально не желавших вмешиваться в церковные интриги, было именно то, что "к стыду христиан, человек еврейского происхождения занял трон Святого Петра". (Надо думать, что святой Бернар считал, что сам Святой Петр был франкского происхождения.)
Если учесть, что одним из первых деяний Папы Анаклета II после его избрания Римским Папой была папская булла, передающая королевскую власть над Сицилией, Апулией и Калабрией, а также суверенитет над Капуей и Неаполем крипто-православному предводителю норманнов Рожеру II Сицилийскому, то следует признать, что, фигура антипапы Анаклета II, до сих пор ждущая своего православного исследователя, действительно имеет поистине эпохальное значение, символизируя принципиально другой ход истории. В этой, другой, не состоявшейся истории человечества Папа Анаклет II является персонификацией союза западного христианства Святого Патрика, восточного Православия, республиканского Рима, итальянских норманнов и еврейского банковского капитала против воинствующего политического христианства, олицетворением которого, несомненно, являлся и является святой Бернар Клервоский. Безвременная, поистине таинственная смерть антипапы Анаклета II, сделала невидимым этот совершенно фантастический, непредставимый мир, в котором возможны такие союзы.
Влияние всех этих событий на появление готического стиля состояло в том, что святой Бернар, торжествуя "победу" над ненавистным Анаклетом II, напал на несчастного Пьера Абеляра практически одновременно с началом реконструкции аббатства Сен-Дени, обвинив его в пелагианстве, но, имея в виду прежде всего то разрушающее действие, которое оказало на церковную дисциплину теория Пьера Абеляра, согласно которой верховным авторитетом для человека оказывалась его собственная совесть, а не король, не Папа и даже не Господь Бог. При этом, естественно, поднимался вопрос о "клевете" на небесного заступника Франции, Святого Дениса, в связи c записями Беды Достопочтенного, которые Абеляр, обнаружил, будучи монахом аббатства Сен Дени. в то время когда Сюжер служил в Нормандии.
Из этих записей следовало, что апостол кельтов-галлов Святой Денис, которому язычники отрубили голову на Монмартре, а он, взяв в руки собственную отрубленную голову, пришел на то место, где сейчас находится аббатство Сен-Дени, был не знаменитый Дионисий Ареопагит, а значительно менее знаменитый и живший значительно позже Дионисий Коринфский. Для аббата Сюжер эта дискуссия имела огромное значение и сама по себе и в связи с его спором со святым Бернаром. В отличии от Беде Достопочтенного, он был убежден, что апостол Галлии, Святой Дионисий Парижский, до того как ему отрубили голову на Монмартре, был членом ареопага Афин, но "пристал к апостолу Павлу и уверовал"(Деян. 17:34), став первым епископом Афин, после чего отправился с апостольским служением в Галлию на встречу со своей мученической смертью.
Задний портал аббатства Сен-Дени.
Отрубание головы Святому Дионисию.
Мнение же Беда Достопочтенного вряд ли может считаться беспристрастным, так как для того он и был направлен Святым Августином Кентерберийским в монастырь Джарроу в Нортумбрии, чтобы уменьшить влияние кельтского Православия в пользу Папского цивилизационного христианства, а Дионисий Коринфский был известен тем, что в своем ответном послании епископу Рима Клименту сообщил, что его община стала зачитывать послание Папы во время воскресной литургии наравне со священным писанием (Евс. IV, 23), что традиционно использовалось для обоснования догмата о примате Папы.

Фреска "Святой Дионисий Ареопагит"
Церковь Спаса Преображения.
Феофан Грек. Новгород. 1378 г.
Убежденность аббата Сюжер в том, что Святой Дионисий Парижский и Святой Дионисий Ареопагит Афинский - одно и тоже лицо, базировалась на работе одного из первых аббатов Сен-Дени, капеллана Императора Людовика Благочестивого Гильдуина, которому Император поручил в 825 году составить жизнеописание своего небесного патрона Святого Дионисия Парижского. Аббат Гильдуин, отнесся к этому поручению очень ответственно и, согласно легенде монахов Сен-Дени, ездил для этого в Византию. Но для истории искусства важнее всего то, что в результате этой поездки Император Византии Михаил II Заика прислал в подарок аббатству Сен-Дени копию книги, получившую на востоке название "Ареопагитика", авторство которой в то время ошибочно приписывали Дионисию Ареопагиту.
Эта работа таинственного автора, о котором до сих пор ничего определенного не известно, и которого именно поэтому назвали Псевдо-Дионисием Ареопагитом, был, скорее всего, интеллектуальным лидеров миафизитов, которых преследовал Император Юстиниан, ошибочно считая их монофизитами, но которым покровительствовала Императрица Феодора, правильно считая их православными. Очевидно опасаясь преследований Юстиниана, автор "Ареопагитик" придумал и вставил в книгу чисто литературную легенду и опубликовал свое сочинение под псевдонимом "Дионисий Ареопагит", что заставило его излишне доверчивых последователей, приписать это сочинение Афинскому епископу - апостолу галлов.

Величайший авторитет Православия Преподобный Максим Исповедник, высоко оценил это сочинение именно как православное, отметив более удачный, чем у Оригена, синтез достижений Отцов каппадокийцев с философией неоплатонизма и последовательность в изложении апофатического метода, позволяющего использовать разум для отрицательного познания Бога, то есть осознания того, что Бог не есть. Особое внимание привлекает учение Псевдо-Дионисия Ареопагита об эманациях Божественного Света, по воле Божьей сообщающих человеку всю полноту Божества, которое использовало, быть может, не самую удачную терминологию Плотина, но, несмотря на это, изложило вопрос, по сути, совершенно правильно, и не будет преувеличением утверждать, что оно в какой-то мере предвосхищало учение о нетварных энергиях Святителя Григория Паламы.

Преподобный Максим Исповедник
Мозаика собора Неа Мони на
острове Хиос.Греция. XI в.


Иоанн Скот Эриугены
Перевод этих сочинений на латынь осуществил величайший мыслитель средневековой Европы Иоанн Скот Эриугена, известный тем, что он был чуть ли ни единственным человеком на Западе, кто оценил, понял и даже развил учение Преподобного Максима Исповедника. Иоанн Скот ознакомился с Псевдо-Дионисием Ареопагитом в аббатство Сен-Дени именно по подарку Императора Михаила Заики, когда Карл Лысый пригласил его воссоздать придворную школу Алкуина.
Когда аббату Сугерию понадобилось найти теологическое обоснование своей решимости продолжить украшение своего родного аббатства вопреки нападкам святого Бернара Клервосского, естественно что он обратился именно к сочинениям, автором которых считался небесный патрон аббатсва Сен-Дени и Франции Дионисий Ареопагит.
Эти сочинения в переводе Иоанна Скота Эриугены, в лице которого объединились западная христианская традиция Святого Патрика и восточная традиция Макисма Исповедника находились там, где этот перевод был сделан - в библиотеке аббатства Сен-Дени. В результате, свидетельствуя о своем религиозном опыте во время литургии с применением золотого потира и креста Святого Элигия, украшенных драгоценными камнями и самоцветами, он практически дословно воспроизводит учение о небесных иерархиях Псевдо-Дионисия Ареопагита и Максима Исповедника в изложении Иоанна Скота Эриугены:
"Когда - из-за моего восхищения красотой дома Божьего - прелесть многоцветных камней увела меня прочь от внешних забот, а достойные размышления, переносившие от того, что материально, на то, что имматериально, привели меня к раздумьям о разнообразии священных добродетелей, тогда мне казалось, что я вижу себя обитающим неким, так сказать, образом в некоем странном месте вселенной, которое существует и располагается ни полностью в мерзости земли, ни в чистоте Небес, и что я, Божьей Милостью, могу быть неким анагогическим образом перенесен из нашего дольнего мира в мир горний".
Эрвин Панофски пытается интерпретировать это свидетельство некоего мистического опыта, который ну никак нельзя назвать ординарным, в заранее заданном неоплатоническом ключе anagogicus mos, что в буквальном переводе означает "метод, ведущий вверх", от материального к имматериальному, характерный именно для западного менталитета, видящего творение разделенным прежде всего на материальный и имматериальный миры, а не дольный и горний, (то есть падший и спасенный), как это характерно для Православия. Он жалуется, что не он, а аббат Сюжер и Иоанн Скот неправильно употребляют этот термин, не смотря на то, что, словно специально стараясь подчеркнуть разницу, аббат Сюжер употребляет выражения "размышления переносят" от "materialibus ad immaterialia" в одной фразе с "перенесением Божьей Милостью" от "etiam inferiori ad illam superiorem" (от дольнего к горнему). Таким образом, аббат Сюжер в этом отрывке, несомненно занимающем в этой книге центральное место, свидетельствует о схождение к нему некоего Божественного действия (энергии), что полностью соответствует учению Псевдо-Дионисия Ареопагита и даже учению Святителя Григория Паламы.

Потир аббата Сюжер. Вашингтон,
Национальная Галлерея Искусств.
К сожалению, Эрвин Панофски так и не сумел найти в своей заранее продуманной схеме места термину Псевдо-Дионисия "апагогический", то есть символический,, что объясняет путаницу "анагогический - апагогический" при переводе этой книги на русский язык. Между тем, словно предвидя возражения критиков Эрвина Панофски, отрицающих саму возможность символического истокования этого "отчета о проведении строительных и декоративно-ювелирных работ", аббат Сюжер в параграффе, посвященном золотому кресту Святого Элигия, украшенном самоцветами, созерцание которых аббатом Сюжер и вызвали вышеописанное состяние anagogicas mos, прямо говорит "тем, кто понимает значение самоцветов (gems)", что все записи в этой книге зашифрованы аллегориями. В конце книги, описывая покупку нового потира для литургии в открывающемся после перестройке Храме, он поясняет, что, опасаясь утратить орнаменты на старом потире, он заказал новый, самоцветы которого являются одним из ключей к шифру этих аллегорий, который он называет орнаментом.
Но еще более поразительным свидетельством личного, индидуального Православия аббата Сюжер является его ответ на возмущенное восклицвние Святого Бернара: "Что делать золоту в святая святых?".
Отметив, "что праведный ум, чистое сердце и благочестивые устремления конечно являются самым главным для литургии," но что по сравнению с крестной жертвой нет никакой разницы между золотом и железом и что "если даже, в акте нового творения, наша субстанция преобразилась бы по образцу субстанции святых Херувимов и Серафимов, она все равно не могла бы служить полностью достаточным и достойным образом такой, словами не выразимой, жертве…". Этот отрывок показывает, что аббат Сюжер понимает самое существенное отличие учения Псевдо-Дионисия Ареопагита, от неоплатонизма, утверждающего, что трансцендентность Бога является относительной и проистекает из грехопадения человека, и что, следовательно, у человека существует возможность очищения и приобщения к сущности Бога. Как видно из приведенной выше цитаты аббат Сюжер, следуя Псевдо-Дионисмю Ареопагиту, и вопреки мнению Эрвина Панофски, считающего его неоплатоником, вполне Православно заявляет, что даже искупленное, очищенное, "оБоженное" человечество неспособно соответствовать сущности Бога, и Богопознание возможно только в той мере, в какой Бог Сам открывается человеку.
Но мой милый читатель, настроив ум на чтение аллегорических посланий, трудно вернуться обратно, и вот, случайный взгляд на предыдущий абзац, написанный через сто лет после Великого Раскола и за сто лет до четвертого крестового похода, повергает в изумление, когда внезапно осознаешь, что в нем аббат Сюжер говорит о том, что религиозный опыт аббата Сюжер, о которм ты только что читал, связан с прискорбным ухудшением отношений латинян и греков (Католиков и Православных?), и что хитроумные греки, опасаясь насилия со стороны латинян, скрыли от латинских глаз некие сокровища Святой Софии (духовные?), и что те, кто, не видя этих сокровищ, думают, что их нет, или что они переместились в Западную Церковь, и что Западная Церковь, благодаря этому стала богаче Восточной, просто не не ведают, что они говорит.
С учетом всего вышеизложенного становится ясно, что в стихах, посвященных установке новых, символизирующих начало, врат базилики Сен-Дени, аббат Сюжер рассказывает о том переживании, когда образ Готического Храма возник в его воображении

Portarum quisquis attollere quaeris honorem,

Aurum nec sumptus, operis mirare laborem.
Nobile claret opus, sed opus quod nobile claret,
Clarificet mentes ut eant per lumina vera
Ad verum lumen, ubi Christus janua vera.
Quale sit intus in his determinat aurea porta
Mens hebes ad verum per materialia surgit,
Et demersa prius hac visa luce resurgit.

О, кто бы ни был ты, вратами восхищен
Не золотом, а мастерством чудесные врата
Сиянием достойного труда
Откроют путь тебе к сиянию ума,
Который просвещен Божественным лучом.
Лети к вратам Христа, где тяжесть вещества.
Уже не тяготит, а помощь нам сулит
Взлететь умом туда, где Правды Свет горит.
(Перевол мой А.Б.)
Ключом к пониманию этого отрывка является фраза «Mens hebes ad verum par materialia surgit» (тусклый ум поднимается к правде через то, что материально), которая представляет собою не что иное, как сжатый стихотворный пересказ высказывания Иоанна Скота: "…невозможно для нашего ума подняться до подражания небесным иерархиям и их созерцания, если он не полагается на материальное водительство, которое соразмерно ему". Это высказывание, как на этот раз совершенно точно угадывает Эрвин Панофски, связано с учением Иоанна Скота Эуригены, о том, что цель жизни христианской - личное единение со Светом Истинным, или, по выражению Максима Исповедника, состояние синергии двух воль, воли Бога и воли Человека, ведь "между Богом и Человеческим естеством, - как пишет Эриугена, - нет ничего посредствующего". Ясно что для аббата Сюжер таким духовным усилием в материальном мире, которое, согласно Иоанну Скотту, является необходимым условием достижения состояния единства со Светом, было построение базилики Сен-Дени, образ которой вспыхнул в сердце десятилетнего мальчика вместе с любовью к его новой семье - аббатству Сен-Дени и Франции, которую Господь Бог дал ему взамен умерших родителей. Соответственно главной целью построения готической базилики Сен-Дени согласно аббату Сюжер, Иоанну Скоту и Псевдо-Дионисию Ареопагиту было достижение сияния, как апагогического просвещения, то есть единения с Истинным Светом, чья энергия снисходит для водительства человека, соразмерно его встречным усилиям, а "устремленность вверх", "anagogicus mos", которую Эрвин Панофски традиционно провозглашает главной целью готической архитектуры, оказывается скорее побочным, второстепенным результатом, скорее указывающим на источник водительства.

Бронзовые двери королевского
портала базилики Сен-Дени.

Хоры амбулатории Сен-Дени.

Cеверно-восточный неф.
Заход солнца.
План построения первого готического Храма проясняется в стихах посвященных завершению работ и освящению новых хоров и нефа, соединяющих старую часть здания с новой, и нужно быть очень упертым отрицателем символического толкования записок аббата Сюжер, чтобы не увидеть, что обшей частью Ветхой и Новой Церкви, о которой в стихах говорит аббат Сюжер, является Иисус Христос:

Pars nova posterior dum jungitur anterior!,
Aula micat medio clarificata suo.
Claret enim Claris quod clare concopulator,
Et quod perfundit lux nova, claret opus
Nobile…

Там Старая Церковь сливается с Новой!,
Где общая часть все сияет само.
Сиянием тем, что Божественным Светом,
Спасает достойных стать частью Его....
(перевод мой А.Б.)
Аллегория "Новой" и "Cтарой" Церкви в этом отрывке, настолько прозрачна, что она не оставляет сомнения: аббат Сюжер говорит, что сама история построения базилики Сен-Дени, простор ее нефа, указующая устремлённость стрельчатых арок, сияние ее витражей и окна-розы, является результатом воздействия Божественной энергии, с целью помочь человеку обрести волю к усилию в материальном мире, необходимом для того, чтобы увидеть Истинный Свет.
Печально Аббат Сюжер до сих пор остается в России практически неизвестным или, что еще хуже, о нем распространяются ложные сведенья. Между тем роль лжи об аббате Сюжер в истории Российской культуры в 20 веке огромна, а в 21 веке она может оказаться просто роковой. Это связано с тем, что в последний раз в России об аббате Сюжер нечто общественно значимое написал историк-медиевист и главный идеолог русского либерализма и западничества Тимофей Николаевич Грановский, который подобно Гайдару интересовался переходными эпохами. 19 декабря 1849 г он защитил докторскую диссертацию “Аббат Сугерий. Об общинах во Франции”, "посвященную оформлению союза между государством и церковью в средневековой Франции, в результате которого эти силы начинают преодолевать пороки феодализма".
Эта работа оказалась настолько популярной и вызвала такой общественный интерес, что Грановскому пришлось объясняться по этому поводу с Патриархом Филаретом, а Федор Михайлович Достоевский, прекрасно видя, куда все идет, сел писать роман "Бесы", используя Николая Тимофеевича как прототип Степана Трофимовича Верховенского - "Папы Бесов". Именно с этой диссертации, провозгласившей безблагодатность Власти как желанную реальность, и началось формирование историософии интеллигенции "переходного периода", результатом которой стало антагонистическое противостояние Власти и общества в России, которая продолжается до сих пор.
Дело в том, что в условиях интеллектуального упадка Русской Православной Церкви, в конце 19 века "забывшей" и о Святителе Григории Паламе, и о Преподобном Максиме Исповеднике, и о Псевдо-Дионисии Ареопагите, наука не смогла противостоять искушениям Лжи и вот, аббат Сюжер в глазах Николая Тимофеевича Грановского превращается в свою противоположенность - аббата Сугерия, бездушного бюрократа администрации Людовика VI, цинично прикрывающего сутаной жажду власти и грязную политику:
Этот "аббат Сугерий (монах-крестьянин), богослов-юрисконсульт, стремившийся построить теорию монархии, черпал основания ее не столько из религиозно-церковной идеи царства Божией милостью, сколько из обобщения феодальных порядков, т. е. идеи сюзеренитета короля над всей сеньоральной Францией."
Цена,которую заплатила Россия за эту ЛожЪ огромна, и развеять этот морок может только Правда, в том числе правда об аббате Сюжере - человеке, создавшем европейский Храм Божий, как центр и Франции, и Европы, как царство Любви к своему народу и человечеству. Святой Дени! На помощь твою уповаем!

No comments:

Post a Comment