Ограниченный объем данного исследования не позволяет сказать что-нибудь вразумительное о крестовых походах, за исключением простого перечисления отдельных фактов, так или иначе повлиявших на развитие западно-европейского христианского искусства. Как уже отмечалось, культурный обмен между двумя авраамическими цивилизациями происходил в сравнительно мирных условиях Византии, Испании и Сицилийского королевства, а отнюдь не в условиях не прекращающейся бойни Крестовых походов. Но крестовые походы действительно породили весьма важное явление в жизни Европы - военно-монашеские ордена, из которых самыми первыми и влиятельными оказались орден госпитальеров (1113 г.) и орден тамплиеров (1119 г.).
Причем если орден госпитальеров был медицинским орденом, впоследствии взявшим на себя функции охраны паломников, то орден тамплиеров изначально создавался Гугом де Пейном как орден вооруженных аскетов, "несущих христианство на острие меча" и был принципиально новым явлением в цивилизацинном христианстве, превратившим теологию в военную дисциплину.
Естественно эта теология была неразрывно связана с цистерцианской реформой хотя бы в силу того, что главными авторами первого устава тамплиеров, ставшим образцом и лекалом для всех последующих уставов военно-аскетических сообществ на Западе, стали Гуго де Пейн и святой Бернар Клервоский.
Но настоящим рождением ордена тамплиеров следует считать день 29 марта 1139 г., когда Папа Инокентий II своей буллой "Omne Datum Optimum", получившей название "Великой хартии вольностей тамплиеров", отметил кончину своего соперника антипапы Анаклета II и отблагодарил последователей святого Бернара Клервосского за их помощь, оказанную ему в борьбе с "человеком еврейского происхождения, занявшим трон Святого Петра". Он предоставил в этой булле ордену тамплиеров множество весьма необычных привилегий, в том числе право свободного, то есть беспошлинного пересечения границ, освобождение от уплаты десятины и от всякой церковной власти, кроме власти Папы. Таким образом, эта булла дала возможность ордену тамплиеров приобрести новое качество, сделавшее его не только первым надгосударственным сообществом, типа Европейского Союза или Коминтерна, но и, благодаря изобретенной тамплиерами системе перечисления средств с помощью чеков, первой транснациональной корпорацией, породившей финансовый капитализм.
Но наиболее важной привилегией оказалось право, во имя спасения душ заблудших, вступать в деловые отношения и даже принимать в свои ряды еретиков, преступников и отлученных от Церкви. Дело в том, что пока последователи авраамических религий, христиане и мусульмане, сражались друг с другом на Ближнем Востоке, в Западной Европе, особенно на юге Франции возникла и стала успешно развиваться принципиально другая цивилизация – катары, или как их называли в Лангедоке альбигойцы. Религиозная философия катаров была синтезом множества еретических и гностических сект, но весьма важным обстоятельством являлось то, что и сам синтез и бурный рост этих сект существенно зависел от той уникальной культурной среды или скорее культурного бульона, который создала победа цивилизационного христианства в Западной Европе, зримым символом которой стала "победа" святого Бернара Клервоского над антипапой Анаклетом II. Эта победа оказалось пирровой, так как буквально через несколько лет в 1143 году светская власть Папы в Риме была упразднена, а Рим оказался республикой, окормляемой и возглавляемой учениками Пьера Абеляра Арнольдом Брешианским и Джордано Пьерлеони, а Иннокентия II сменил на Папском престоле другой ученик Пьера Абеляра Целестин II.
В Англии против Папства сработал принцип "лучшее - худший враг хорошего" и после того, как автор Пророчества о Папах архиепископ Арно святой Малахий сумел обеспечить переход ирландской Церкви от кельтской Православной литургии к Римскому католическому обряду, цистерцианцы сами себе нанесли поистине чудовищный удар, решив отпраздновать искоренение кельтского Православия навязыванием капитулу Йоркской епархии архиепископа-цистерианца Генриха Мердака, вореки избраннию этим капитулом архиепископом Йоркским другого кандидата - Вильяма Фиц-Герберта, которого к тому же поддержал король Стефан Английский. Такое пренебрежение традиционными вольностями Йоркской епархии, разожгло пламя конфликта между англо-норманнской монархией и католической церковью, которое не потухло даже после того, как в 1153 г. одним за другим скончались Папа-цистерцианец Евгений III, Бернар Клервоский и Генрих Мердак, а Вильям Фиц-Герберт, до этого скрывавшийся от цистерцианцев при дворе Рожера II Сицилийского, получил от нового папы Анастасия IV подтверждение своего назначения архиепископом Йоркским. То, что после своего триумфального прибытия в Йорк всеми любимый архиепископ Вильям Йоркский был отравлен, причём яд был помещён в потир, из которого архиепископ причащался во время мессы, тоже угасанию пламени этого конфликта не способствовал, и оно продолжает гореть до сих пор, периодически вспыхивая, чтобы осветить то дивную красоту Анны Боллейн, то мореходные таланты Сэра Фрэнсиса Дрейка.
Но после того, как гробница Вильяма Йоркского в Йоркском Соборе через несколько месяцев после его смерти стала местом чудесных исцелений и начала источать миро, моральный авторитет цистерцианцев оказался подорванным не только в Англии но и во всей Западной Европе. Это падение цистерцианцев превратило их любимое детище - орден тамплиеров - в мускулы без мозгов, а поскольку "в нашем мире никакая сила не остается надолго без хозяина", знатные альбигойцы, называвшие себя "добрыми христианами", но опасавшиеся внимания святого Бернара, а впоследствии святого Доминика, стали активно вступать в ряды рыцарей храмовников. Этот процесс был весьма взаимовыгодным, особенно если учесть, что "добрые христиане" - альбигойцы, чей моральный облик в ситуации культурного бульона формально ничем не отличался от идеала святого Бернара Клервосского, обогащали орден не только материальными ценностями, но и гностическими знаниями..
В Лангедоке и Провансе командорства тамплиеров процветали с самого возникновения Ордена и были весьма многочисленны, что объяснялось, не только близостью сарацин, но и широким распространением альбигойцев, охотно прибегавших в случае опасности к покровительству рыцарей храмовников, единственным, кому "Великой хартией вольностей тамплиеров" Римские Папы даровали право спасать дущи отлученных от Церкви. В результате именно в Лангедоке во второй половине 12 века происходил особо интенсивный культурный обмен между тамплиерами и альбигойцами, чье мировоззрение оказало огромное влияние на формирование удивительной культуры Лангедока.
Он стал известен как автор поэмы против Римского Папы Иннокентия III, организующего крестовые походы против христиан, в то время как крестоносцы в Палестине терпят одно поражение за другим. Причем весьма много об альбигойском крестовом походе говорит тот факт, что Гильём д'Отпуль, сын еретика, лишенного всех прав крестоносцами Симона де Монфор, трубадур при дворе арагонского короля, чьи песни были запрещены северянами, прославился не только этой поэмой против Папы Римского, но и выдающимся по своим литературным достоинствам, весьма искренним поэтическим плачем на смерть короля Франции Людовика Святого.
Центром легендарной культуры трубадуров Лангедока, которая рассказывает об альбигойцах и их мировоззрении больше, чем допросы инквизиторов, была куртуазная или «платоническая» любовь к «Прекрасной Даме», что заставляет вспомнить не только Платона, но и «Платоновскую академию». Действительно альбигойцы были прямыми идейными последователями не только той самой "Платоновской академии", которая была распущена Императором Юстинианом, но и сирийских гностиков, о которых упоминает Священное Писание (Откр.2:6), а также тех самых манихеев, которым так и не удалось завербовать Блаженного Августина. Характерной чертой альбигойцев, весьма многообразных в вариантах религиозной философии, было то, что все они так или иначе основывали свои гностические и дуалистические рассуждения на манихейской истолковании христианской литературы, и сходились на том, что Бог Ветхого завета, сущностно отличный от Христа, является Rex Mundi - демиургом, создателем материи и мира сего, ответственным за все его несовершенства и мучения в нем людей, а Христос, как отрицание Бога Ветхого Завета, является спасителем либо как пророк и учитель, то есть как "добрый пастырь" ариан, либо как создатель другого мира - мира Духа, нематериального, и поэтому избавленного от недостатков мира сего.
Обшивная организация альбигойцев должна была имитировать структуру Церкви ранних христиан, но на самом деле она во многом воспроизводила структуру современной им католической Церкви, в частности подразделение на мирян и клир. Миряне (лат. credenti, или «верующие»), присоединяясь к секте альбигойцев, не должны были отрекаться от своих прежних привычек или привязанностей, но они должны были признать духовный авторитет наставников (лат. perfecti, или «совершенных»), которые сочетали в себе черты священства и монашества. Perfecti могли быть как мужчинами так и женщинами, но все соблюдали строгий аскетизм и проходили через некое таинство, получившее название "consolament", состоявшее в наложенииа рук альбигойского епископа и последующим схождении Духа-Параклета, название которого судя по всему происходит не столько от общехристианского термина «Утешитель», сколько от самоназвания Мани, основателя манихейства.
Как показала последующая история, секрет успеха этой анти-авраамической религиозной философии, или вернее умонастроения, был прежде всего в ее комплиментарности победившему на Западе цивилизационному христианству. Она позволила реализовываться творческим потенциям человека, замурованным в бетон пуританства цистерцианской реформой, и его символическому, поэтическому мышлению, разрушенному противоречиями католицизма.
Именно трубадуры Лангедока под влиянием альбигойцев создали символическое мышление Западной Европы, поэтизировав и сведя воедино христианскую символику с основными кельтскими, норманнскими и германскими мифами, причем результаты этого синтеза стали главным способом интерпретации действительности в современном мире:
Это созвучие пересеклось с историческим преданием о том, что потомки короля франков Меровея, являются единственной законной монархией в Западной Европе, и было интерпретировано вполне салически, но совершенно антихристиански, как кровь (генетика) детей Христа и Марии Магдалены, якобы привезенных Иосифом Аримафейским то ли в Марсель, то ли на Британские Острова. Для Православия в России, до сих пор, после 80 лет государственного атеизма, не сумевшего восстановить даже минимальное религиозное образование, особую опасность представляют недавние попытки связать эти гностические мифы с трагической судьбой семьи Царя Николая II.
3. Миф о "тайне рождения" или о неотвратимости судьбы, предопределенной грехом зачатия, которое понимается как первородный грех, но отнюдь не в христианском смысле, а во вполне манихейском, не предусматривающем возможность спасения искуплением и покаянием. Именно в результате такого греха на свет появляется и сам король Артур, чей отец король Британии Утер Пендрагон с помошью мага Мерлина принимает облик владыки замка Тинтагель и с помощью этого обмана зачинает Артура с женой Тинтагеля Игрейной. Причем вапоследствии король Артур сам предопределяет гибель своего королевства, вступив по незнанию в связь со своей сестрой по матери Моргаузой и зачав с ней своего незаконнорожденного сына Мордреда, ставшего впоследствии отцеубийцей, узурпатором и разрушителем его королевства.
4. Альтернативным является миф о бессмертии короля Артура или "миф об истинном монархе", не погибшем в битве с Мордредом, но излеченном от смертельных ран феями острова Авалон (Абалон), где он во сне ожидает судьбоносного дня, чтобы пробудиться и спасти Британию от смертельной угрозы, восстановив, таким образом, истинную монархию Британии.
Выросшая во "Дворце любви" Элеоноры Аквитанской лангедокскя литература, ставшая основой совместной культуры Аквитании и Британии, несомненно, подверглась значительному влиянию альбигойцев, внезапно ставших очень популярными на Юге Франции после пирровой победы цивилизационного христианства над кельтским Православием в Западной Европе. Причем эта культура, особенно ее "Британский миф", обладала таким мощным творческим потенциалом, такой самобытностью и способностью вовлекать в свою орбиту все новые и новые народы, что имеет смысл говорить, о том, что при дворе Элеоноры Аквитанской и Генриха Плантагенета провиденциально зародилась новая цивилизация Западной Европы, которая в конечном итоге, несмотря на альбигойский крестовый поход и ужасные преследования инквизиции, распространилась на все Западную Европу и США, подмяв под себя и католичествот, и все цивилизационное христианство.
Поэтому остров Авалон несомненно связан не только с уходящими в античность мифами об "Островах блаженных" и о "Короле под Горой", но прежде всего с последующей европейской традицией, начало которой было положено "Утопией" Томаса Мора и "Городом Солнца" Кампанеллы, принципы которых большевики попытались воплотить в жизнь в России в 1917 году. Согласно "британскому мифу" Лангедока изложенному Робером Бароном и вопреки вестготским мифам о Меровингах и Ренне-ле Шато, именно на этот остров Иосиф Аримафейский привез святой Грааль, что неудивительно, поскольку согласно "Жизнеописанию Марии Магдалины", написанному учеником Алкуина Рабаном Мавром, ставшим впоследствии архиепископом Майнца, маршрут по которому он (Иосиф Аримафейский) приехал со своими последователями в Британию - из Палестины в Марсель а потом по рекам до Английского канала, совпадает с описанным Диодором Сицилийским великим путем финикийцев на "оловянные острова", имевшим торговый пост недалеко от острова Авалон со времен бронзового века. Эти мифы приобрели животрепещущий политический аспект в середине 1190 году, когда монахи близлежащего Гластонберийского аббатства объявили, что они нашли на холме Святого Михаила могилу короля Артура и его второй жены Дженьевры а наследник Гуго святого епископ Бани Саварик ФитцГелдвин насильно присоединил Гластонберийское аббатство к своему диоцезу. Таким образом, Католическая Церковь добавила к преследованию Святого Уильяма Йоркского насильственный захват и предположительно разграбление самого святого для англичан места, в котором они видели символ первенства чести Церкви Англии, поскольку Иосифом Аримафейский основал Церковь на британских островах раньше, чем Святой Петр основал Церковь Рима. Когда через 300 лет сексуальная привлекательность Анны Болейн заставила короля Генриха VIII порвать с Папством, эта давняя "любовь" англичан к католической церкви обеспечила ему широкую поддержку и заставила английский Парламент воспользоваться моментом и принять «Акт о супрематии», провозгласивший Короля главой Церкви Англии. Более того этот акт объявлял предателем и государственным изменником всякого, кто откажется присягать Королю как главе Церкви. Стоит ли удивляться тому, что последний католический аббат Гластоберийского аббатства Ричард Вайтинг, стал первой жертвой комиссии по роспуску монастырей, созданной Генрихом VIII в рамках соответствующей церковной реформы, и был повешен на холме Святого Михаила по приказу Томаса Кромвеля. Само Гластонберийское аббатсво, уступавшее до этого только Вестминстерскому аббатству, было разрушено до основания и разобрано на щебень.
Кроме того, привлекает внимание тот факт, что легенды о Иосифе Аримафейском и Короле Артуре, ставшие основой английской национальной идеи были артикулирована французским поэтом Робером де Бороном в книге «Роман об Иосифе Аримафейском» а также аквитанским трубадуром Кретьеном де Труа в "Легенде о Святом Граале", причем король Артур, ставший архетипом положительного героя англо-саксонской цивилизации, являлся военным лидером кельтов-христиан, нанесшим язычникам саксам жесточайшее поражение. Уже одно это доказывает, что англичане как нация ставили свое Христианство выше этнической принадлежности, а конфликт начавшийся в 13 веке между англичанами и французами, получивший название Столетней Войны имел культурно-религиозный аспект, в то время когда 12 веке, накануне альбигойского крестового похода подданные Генриха II и Элеоноры Аквитанской действительно были одним народом по культуре. Конечно такое сближение вассалов французской короны, суммарная военная и экономическая мощь которых превосходила мощъ остальной Франции, и их явное культурно-цивилизационное обособление от созданной аббатом Сюжер готической культуры, потенциал которой по крайней мере не уступал "Британскому мифу" Гаскони и Прованса, не могло не беспокоить династию Капетингов. Кроме того, поскольку орден тамплиеров оказался уже второй церковью внутри Церкви, или вернее над Церковью, проникновение в него даже весьма незначительного количества весьма критично настроенных по отношению к Папству альбигойцев, сделало конфликт последних с коллегией кардиналов неизбежным, а в сочетании с ревностью к финансовым успехам Ордена Храма, выведенного из под контроля коллегии кардиналов Великой Хартией Вольностей Тамплиеров, делало стратегическим военный союз Папства, утратившего незадолго до этого поддержку итальянских норманнов, с династией Капетингов, а альбигойцев и тамплиеров потенциальными товарищами по несчастью. Естественно, что после того, как этот конфликт в ходе альбигойского крестового похода принял форму геноцида Лангедокцев, вступление в ряды рыцарей-храмовников оказалось, чуть ли не единственным способом выживания этих подвергшихся бесчеловечным преследованиям создателей удивительной культуры «трубадуров и миннезингеров».
В Лангедоке прецептории тамплиеров процветали с самого возникновения Ордена, что объяснялось, так же как в Провансе и в Испании, не только близостью сарацин, но и широким распространением альбигойцев, охотно прибегавших в случае опасности к покровительству рыцарей храмовников, единственным, кому "Великой хартией вольностей тамплиеров" Римские Папы даровали право спасать души отлученных от Церкви, тем более что спасаемые вступая в ряды ордена или отдаваясь под его покровительство отказывались от своего имущества в пользу Ордена. Синтез мировоззрения тамплиеров, весьма строго различавших рыцарей благородного происхождения, а также скваеров и пажей, от простолюдинов, достойных в лучшем случае сержантского звания, с мировоззрением альбигойцев, отрицавших существование иерархии священства и называвших perfecti просто "добрыми людьми" или "добрыми христианами", окончательно оформил систему деления людей на «людей духа» perfecti и «людей материи» profane. Причем принадлежность к perfecti определялась не поведением человека или даже его природными способностями, как у альбигойцев, а только его происхождением, «генетикой». Perfecti могли вести себя как великие аскеты или заниматься чудовищным развратом – все равно они оставались существами высшего порядка по отношению к profane, которые постоянно должны были доказывать perfecti свое право на существование. Особым признаком принадлежности к perfecti был отказ от полового размножения, под которым подразумевался не физический контакт с противоположенным полом, а создание семьи и рождение детей, что заставляет вспомнить «воров в законе». Фильм «Ночной Дозор» практически идеально иллюстрирует эту синтетическую культуру тамплиеров и альбигойцев, особенно то, что и «люди света» и «люди тьмы» в этом фильме являются perfecti и находятся друг с другом в состоянии динамического равновесия. Только Гоша Куценко портит, в остальном идеальную иллюстративность этого творения Бекмамбетова. Более того, свальный грех и противоестественные формы «любви», считались «манихеями» Лангедока не только признаком принадлежности к perfecti, но и "лекарством" от вовлеченности в круговорот зачатия и смерти. Предшественники альбигойцев, манихеи презирали крестьян, именно потому, что они постоянно занимаются не только разведением животных, но и выращиванием растений, которые тоже размножаются половым путем, и столь масштабное участие в этой «половухе» человека, с точки зрения «манихеев», является свидетельством его «греховности» и принадлежности к profane. Впрочем, нравы «манихеев» значительно лучше меня описаны Блаженным Августином и Святым Амвросием, которые были одним из немногих апологетов христианства, успешно обратившими на путь истинный множество гностиков-дуалистов.
Кроме того в ходе второго крестового похода рыцари храмовники обогатили свой политический и религиозный опыт общением с учениками гениального шейха Хассана ибн Саббаха, первым понявшего, что спецслужба, располагающая некоторым количеством не боящихся смерти фанатиков-убийц и индивидуальный террор, направленный против лидеров противника, намного эффективнее дорогостоящих армий, а секс и гашииш могут преодолеть страх смерти и обеспечить эту спецслужбу неограниченным кадровым резервом. Но еще более важным открытием для тамплиеров оказался тот факт, что для Хассана ибн Саббаха достижение могущества было средством, а не целью. А целью было создание научной школы гнозиса в непреступной крепости Аламут, что значит Орлиное гнездо, в которой секта исмаиилитов с помощью дуалистической интерпретация свешенных текстов Ислама и многоуровневой системы посвящения открывала перед своими последователями все более и более эзотерические учения и аскетические практики. Причем на высших степенях посвящения эти учения и практики утрачивали какую-либо связь с исламом и зачастую превращались в полную противоположность той религии, которая приводила молодых людей, жаждущих духовного роста и воинской доблести, к воротам Орлиного гнезда. Агенты Хассана ибн Саббаха, которого крестоносцы прозвали Горным Старцем, рыскали по всем городам Востока и Запада в поисках не только шпионских сведений, но и книг, раскрывающих душу того или иного народа. Хассан ибн Саббах охотно торговал услугами террористов самоубийц, а политическая философия Ордена Храма, обогащенная культурным обменом с исмаилитами в ходе совместных операций на Ближнем Востоке, заставила рыцарей храмовников по аналогии заинтересоваться интеллектуальными достижениями альбигойцев не в меньшей степени, чем принадлежащим им имуществом.
Между тем мир стремительно приближался в точке бифуркации, полностью изменившей направление развития человечества. Большую часть времени народы и цивилизации развиваются в рамках некей колеи - парадигмы развития, которая не исключает возможность колесу истории выехать на обочину или перескочить в другую колею, но это требует очень больших волевых усилий очень крупной личности, сравнимой по масштабу с Александром Македонским или Конфуцием. Но периодически человечество подходит к точке бифуркации, когда колея исчезает, и весьма незначительные события приводят к весьма значительным изменениям в парадигме развития , что может направить развитие огромных цивилизаций в совершенно другую колею
Весьма любопытно, что Пьер Плантар, зарегистрировавший в 1956 году Приорат Сиона предложивший европейцам задуматься о восстановлении в Европе монархии Меровингов, в качестве такой точки бифуркации указывает на малоизвестное в России так называемое "срубание Вяза", когда согласно его интерпретации истории произошел раскол между Приоратом Сиона и его военно-административным инструментом - Орденом Храма. Не отрицая ни важность Меровингов для объединения Западной Европы, ни реальность тысячелетней истории Приората Сиона, хочется все таки отметить, что "срубание Вяза", стоявшего на границе между Нормандией и Францией и бывшего традиционным местом встречи между нормандскими герцогами и французскими королями, прежде всего означал разрыв договора от 911 года между викингом Роллоном и королем Западно-Франкского королевства Карлом Простоватым, в течении 300 лет бывшим основой не только выхода из состояния варварства Западной Европы но и весьма существенным фактором христианизации Европы, включая Скандинавию и Киевскую Русь.
Причем если орден госпитальеров был медицинским орденом, впоследствии взявшим на себя функции охраны паломников, то орден тамплиеров изначально создавался Гугом де Пейном как орден вооруженных аскетов, "несущих христианство на острие меча" и был принципиально новым явлением в цивилизацинном христианстве, превратившим теологию в военную дисциплину.
 "Балдуин II, король Иерусалима, передает во владение Гуго де Пейну Храм Соломона." Иллюминированная рукопись Гильяма Тирского "История заморских путешествий" XIII век, Национальная библиотека Франции. |  Первоначальная штаб-квартира Тамплиеров, ныне мечеть Аль-Акса на Храмовой Горе. Рыцари храмовники считали эту мечеть Храмом (Temple) Соломона, откуда и произошло их название- тамплиеры. |
Но настоящим рождением ордена тамплиеров следует считать день 29 марта 1139 г., когда Папа Инокентий II своей буллой "Omne Datum Optimum", получившей название "Великой хартии вольностей тамплиеров", отметил кончину своего соперника антипапы Анаклета II и отблагодарил последователей святого Бернара Клервосского за их помощь, оказанную ему в борьбе с "человеком еврейского происхождения, занявшим трон Святого Петра". Он предоставил в этой булле ордену тамплиеров множество весьма необычных привилегий, в том числе право свободного, то есть беспошлинного пересечения границ, освобождение от уплаты десятины и от всякой церковной власти, кроме власти Папы. Таким образом, эта булла дала возможность ордену тамплиеров приобрести новое качество, сделавшее его не только первым надгосударственным сообществом, типа Европейского Союза или Коминтерна, но и, благодаря изобретенной тамплиерами системе перечисления средств с помощью чеков, первой транснациональной корпорацией, породившей финансовый капитализм.
Но наиболее важной привилегией оказалось право, во имя спасения душ заблудших, вступать в деловые отношения и даже принимать в свои ряды еретиков, преступников и отлученных от Церкви. Дело в том, что пока последователи авраамических религий, христиане и мусульмане, сражались друг с другом на Ближнем Востоке, в Западной Европе, особенно на юге Франции возникла и стала успешно развиваться принципиально другая цивилизация – катары, или как их называли в Лангедоке альбигойцы. Религиозная философия катаров была синтезом множества еретических и гностических сект, но весьма важным обстоятельством являлось то, что и сам синтез и бурный рост этих сект существенно зависел от той уникальной культурной среды или скорее культурного бульона, который создала победа цивилизационного христианства в Западной Европе, зримым символом которой стала "победа" святого Бернара Клервоского над антипапой Анаклетом II. Эта победа оказалось пирровой, так как буквально через несколько лет в 1143 году светская власть Папы в Риме была упразднена, а Рим оказался республикой, окормляемой и возглавляемой учениками Пьера Абеляра Арнольдом Брешианским и Джордано Пьерлеони, а Иннокентия II сменил на Папском престоле другой ученик Пьера Абеляра Целестин II.
В Англии против Папства сработал принцип "лучшее - худший враг хорошего" и после того, как автор Пророчества о Папах архиепископ Арно святой Малахий сумел обеспечить переход ирландской Церкви от кельтской Православной литургии к Римскому католическому обряду, цистерцианцы сами себе нанесли поистине чудовищный удар, решив отпраздновать искоренение кельтского Православия навязыванием капитулу Йоркской епархии архиепископа-цистерианца Генриха Мердака, вореки избраннию этим капитулом архиепископом Йоркским другого кандидата - Вильяма Фиц-Герберта, которого к тому же поддержал король Стефан Английский. Такое пренебрежение традиционными вольностями Йоркской епархии, разожгло пламя конфликта между англо-норманнской монархией и католической церковью, которое не потухло даже после того, как в 1153 г. одним за другим скончались Папа-цистерцианец Евгений III, Бернар Клервоский и Генрих Мердак, а Вильям Фиц-Герберт, до этого скрывавшийся от цистерцианцев при дворе Рожера II Сицилийского, получил от нового папы Анастасия IV подтверждение своего назначения архиепископом Йоркским. То, что после своего триумфального прибытия в Йорк всеми любимый архиепископ Вильям Йоркский был отравлен, причём яд был помещён в потир, из которого архиепископ причащался во время мессы, тоже угасанию пламени этого конфликта не способствовал, и оно продолжает гореть до сих пор, периодически вспыхивая, чтобы осветить то дивную красоту Анны Боллейн, то мореходные таланты Сэра Фрэнсиса Дрейка.
 Рукоположение архиепископа Святого Вильяма Йоркского. Витражи Йоркского собора |  Чудо исцеления у гробницы Святого Вильямв Йоркского. |  Йоркский собор |
В Лангедоке и Провансе командорства тамплиеров процветали с самого возникновения Ордена и были весьма многочисленны, что объяснялось, не только близостью сарацин, но и широким распространением альбигойцев, охотно прибегавших в случае опасности к покровительству рыцарей храмовников, единственным, кому "Великой хартией вольностей тамплиеров" Римские Папы даровали право спасать дущи отлученных от Церкви. В результате именно в Лангедоке во второй половине 12 века происходил особо интенсивный культурный обмен между тамплиерами и альбигойцами, чье мировоззрение оказало огромное влияние на формирование удивительной культуры Лангедока.
Например в 1116 году Сеньор Безу Бернард Сисмонди Бланшфор де Албезуно стал рыцарем-храмовником и превратил родовой замок на горе Безу в командорство Ордена, а город Рэдае, ныне деревня Ренн-ле-Шатто передал Ордену в оперативное управление. Это не помешало Симону де Монфору обвинить семейство Бланшфор Албезуно в альбигойстве, разрушить их замок и перебить половину населения города, а всю собственность семейства Бланшфор, включая деревню Ренн-ле Шато передать своему сенешалю Вуазену. Лишенный крестоносцами семьи и всех имущественных прав внук Бланщфор д'Отпуля, сеньора Безу Гильём д'Отпуль стал трубадуром при дворе Хайме Конкистадора, - сына Педро Арагонского, также погибшего от руки Симона де Монфор. |  Деревня Ренн-ле-Шатто. |
Центром легендарной культуры трубадуров Лангедока, которая рассказывает об альбигойцах и их мировоззрении больше, чем допросы инквизиторов, была куртуазная или «платоническая» любовь к «Прекрасной Даме», что заставляет вспомнить не только Платона, но и «Платоновскую академию». Действительно альбигойцы были прямыми идейными последователями не только той самой "Платоновской академии", которая была распущена Императором Юстинианом, но и сирийских гностиков, о которых упоминает Священное Писание (Откр.2:6), а также тех самых манихеев, которым так и не удалось завербовать Блаженного Августина. Характерной чертой альбигойцев, весьма многообразных в вариантах религиозной философии, было то, что все они так или иначе основывали свои гностические и дуалистические рассуждения на манихейской истолковании христианской литературы, и сходились на том, что Бог Ветхого завета, сущностно отличный от Христа, является Rex Mundi - демиургом, создателем материи и мира сего, ответственным за все его несовершенства и мучения в нем людей, а Христос, как отрицание Бога Ветхого Завета, является спасителем либо как пророк и учитель, то есть как "добрый пастырь" ариан, либо как создатель другого мира - мира Духа, нематериального, и поэтому избавленного от недостатков мира сего.
Обшивная организация альбигойцев должна была имитировать структуру Церкви ранних христиан, но на самом деле она во многом воспроизводила структуру современной им католической Церкви, в частности подразделение на мирян и клир. Миряне (лат. credenti, или «верующие»), присоединяясь к секте альбигойцев, не должны были отрекаться от своих прежних привычек или привязанностей, но они должны были признать духовный авторитет наставников (лат. perfecti, или «совершенных»), которые сочетали в себе черты священства и монашества. Perfecti могли быть как мужчинами так и женщинами, но все соблюдали строгий аскетизм и проходили через некое таинство, получившее название "consolament", состоявшее в наложенииа рук альбигойского епископа и последующим схождении Духа-Параклета, название которого судя по всему происходит не столько от общехристианского термина «Утешитель», сколько от самоназвания Мани, основателя манихейства.
Как показала последующая история, секрет успеха этой анти-авраамической религиозной философии, или вернее умонастроения, был прежде всего в ее комплиментарности победившему на Западе цивилизационному христианству. Она позволила реализовываться творческим потенциям человека, замурованным в бетон пуританства цистерцианской реформой, и его символическому, поэтическому мышлению, разрушенному противоречиями католицизма.
Именно трубадуры Лангедока под влиянием альбигойцев создали символическое мышление Западной Европы, поэтизировав и сведя воедино христианскую символику с основными кельтскими, норманнскими и германскими мифами, причем результаты этого синтеза стали главным способом интерпретации действительности в современном мире:
 Явление Святого Грааля рыцарям Круглого Стола. Манускрипт из собрания Ришелье, XV век. | 1. Легенда о Святом Граале, представленная в "Парсеваль, или Повесть о Граале" Кретьена де Труа и Вольфрама фон Эшенбаха, а также «Роман о Граале» Робер де Борон - миф о некоем сокровище, которое Иосиф Аримафейский, упомянутый в апокрифическом евангелии от Никодима как человек хоронивший Христа, привозит либо в Британию, либо в Галлию. В качестве этого сокровища выступают то чаша, в которую он собрал кровь распятого Христа, то потир на тайной вечере, то драгоценное блюдо для рыбы Короля-рыбака. Значение слова "грааль" неизвестно, но конце 20 века достоянием публики стало созвучие "san gréal" (Святой Грааль) и "sang réal" (королевская кровь). |
| 2. "Британский миф" о короле Артуре, как о законном короле Британии, что связано не только с его высокими моральными качествами, но и, прежде всего, с его способностью выдернуть из камня и владеть неким мечом, последующим развитием сюжета трансформирующемся в меч власти Экскалибур. Этот меч в немецкой мифологии превращается в копье Императора Оттона, которое в свою очередь с очевидностью связано с мифом о копье сотника Лонгина, которым он, согласно апокрифичному Евангелию от Никодима, пронзил тело распятого Христа. С легендой о короле Артуре связана легенда о его учителе и воспитателе маге Мерлине, который, согласно Роберту Борону был зачат, чтобы стать Антихристом, чьи магические силы были созданы силами Зла, но были очищены крещением. Кроме того, частью Артурианы является легенда о рыцарях круглого стола Короля Артура, как о сообществе героев равных между собой, но избранных для поиска Святого Грааля и подвигов во имя Прекрасной Дамы. Очевидное влияние легенды о рыцарях круглого стола на формирование британской парламентской системы и особенно Палаты Лордов не требует комментариев. |  "Маг Мерлин диктует пророчества писцу Блэйзу". Миниатюра из книги "Мерлин", Роберт де Борон, 13 век. |
4. Альтернативным является миф о бессмертии короля Артура или "миф об истинном монархе", не погибшем в битве с Мордредом, но излеченном от смертельных ран феями острова Авалон (Абалон), где он во сне ожидает судьбоносного дня, чтобы пробудиться и спасти Британию от смертельной угрозы, восстановив, таким образом, истинную монархию Британии.
 Холм Святого Михаила и развалины церкви Святого Михаила, также известный как остров Авалон. | Согласно легенде вход на остров Авалон, недоступный простым смертным, находится на холме святого Михаила, где находятся развалины церкви Святого Михаила, и который во время паводка превращается в труднодоступный остров посередине озера. Именно на этом холме предположительно находятся могилы Святого Иосифа Аримафейского, Святого Патрика, короля Артура и его жены Джиньевры. Более того, согласно легенде, именно сюда Иосиф Аримафейский привез Святой Грааль из Палестины, и на нем под руководством Леди Озера был выкован меч Экскалибур. |
| 5. 5. Особое место занимает легенда о всепобеждающей силе "небесной, но земной" любви, стоящей выше жизни и смерти, не говоря уже о навязываемой обществом морали. В наиболее разработанном виде, в ее связи с вышеупомянутой манихейской интерпретацией мифа о первородном грехе, эта легенда представлена Кретьеном де Труа в "Рыцаре телеги, или Ланселоте", аналогом которого является "Тристан и Изольда". Согласно этому куртуазному роману рыцарь Круглого Стола Сэр Ланселот Озерный, усыновленный и воспитанный Леди Озера, вопреки своей преданности королю Артуру, влюбляется в его жену Джиньевру, которая отвечает ему взаимностью. Эта страсть оказывается силой, с одной стороны заставляющей Ланселота и Джиньевру вступить в аморальную, противозаконную связь, а с другой стороны именно всепобеждающая сила этой любви оправдывает Джиньевру и Ланселота, помогая ему совершить множество подвигов и побеждать там, где более разумный рыцарь Говейн терпит поражение. |  Первый поцелуй Ланселота и Джиньевры. Иллюстрированный манускрипт, 1400 г. Национальная библиотека Франции, Париж. |
 Потрет Леди (Анны Болейн?) Ганс Гольбейн Младший, 1532 г. | Этот миф является первоисточником мифа о небесной любви, имеющей приоритет над моралью, сметающей все, в том числе и святость супружеских отношений, оправдывающий последствия осквернения супружеского ложа, в том числе "тайну рождения". В современном мире эта легенда о "небесной, но земной любви" парадоксальным образом трансформировалась в западный миф об универсальности и даже "космичности секса", превращающем человека в животное, но препятствующем его превращению в робота(см. Орвелл "1984") Этот миф приобретает особое значение в свете того, что как все свойства дерева содержатся в породившем его маленьком семечке, так не только культура Британии, но и само появление европейских наций, таких как англичане и французы, произросли как из семечка из всепобеждающей любви королевы Франции Элеоноры Аквитанской и герцога Нормандского Генриха II. Причем эта догадка приобретает характер закономерности, если вспомнить, что и Англиканская Церковь, и Великобритания, и весь англосаксонский мир, включая США, Канаду и Австралию, обязаны своим рождением сексуальной привлекательности Леди Анны Болейн, заставившей короля Англии Генриха VIII сменить религию страны, и заплатившей за это своей жизнью. |
Когда "небесная, но земная любовь" бросила в объятия герцога Нормандского Плантагенета королеву Франции Элеонору Аквитанскую, жену Людовика VII Французского, столетняя война между Ангией и Францией стала неизбежной. Весьма показательно, что спонсором этого развода, который так настойчиво пытался предотвратить создатель готической культуры и идеологии Французской монархии аббат Сюжер, человеком, убедившим Папу Евгения III в необходимости этого развода, стал давний эстетический оппонент аббата Сюжер святой Бернар Клервоский. Через несколько недель после развода красавица Элеонора вышла замуж за своего возлюбленного, ставшего через два года королём англичан Генрихом II Плантагенетом, и молодожены, не теряя времени приступили к зачатию и рождению 8 детей, одним из которых стал будущий король Англии Ричард Львиное сердце. Элеонора, став владычицей Англии и большей части Франции, в перерывах между беременностями сумела превратить замок Пуату в "Дворец Любви", где она покровительствовала певцу святого Грааля на языке ок Кретьену де Труа, создателю англо-нормандской литературы и легенды о братстве "рыцарей круглого стола" Роберту Васу, и Бенуа де Сент-Мор, вернувшему поэзию Гомера в западно-европейскую литературу. |  Элеонора Аквитанская и ее двор(кликнуть) |
 Геркулес, крадуший яблоки Гесперид. Римская мозаика Ллирия, Валенсия 3 век. | Одним из сакральных центров этой цивилизации, альтернативных деревне Рене-ле Шато, - точкой пересечения мифов и наиболее значительных исторических событий является холм святого Михаила в Корнуоле. Этот холм, расположенный в середине болотистой низины, затапливаемой во время наводнений и сильных приливов, известен в истории как остров Авалон. Прежде всего следует сказать что название этого холма происходит от старо-уэльского "affail", родственного всем индо-германским языкам "abile", в том числе русскому "яблоко", поскольку согласно античным мифам именно на этом "острове бессмертных" росли легендарные золотые яблоки Гесперид. |
Кроме того, привлекает внимание тот факт, что легенды о Иосифе Аримафейском и Короле Артуре, ставшие основой английской национальной идеи были артикулирована французским поэтом Робером де Бороном в книге «Роман об Иосифе Аримафейском» а также аквитанским трубадуром Кретьеном де Труа в "Легенде о Святом Граале", причем король Артур, ставший архетипом положительного героя англо-саксонской цивилизации, являлся военным лидером кельтов-христиан, нанесшим язычникам саксам жесточайшее поражение. Уже одно это доказывает, что англичане как нация ставили свое Христианство выше этнической принадлежности, а конфликт начавшийся в 13 веке между англичанами и французами, получивший название Столетней Войны имел культурно-религиозный аспект, в то время когда 12 веке, накануне альбигойского крестового похода подданные Генриха II и Элеоноры Аквитанской действительно были одним народом по культуре. Конечно такое сближение вассалов французской короны, суммарная военная и экономическая мощь которых превосходила мощъ остальной Франции, и их явное культурно-цивилизационное обособление от созданной аббатом Сюжер готической культуры, потенциал которой по крайней мере не уступал "Британскому мифу" Гаскони и Прованса, не могло не беспокоить династию Капетингов. Кроме того, поскольку орден тамплиеров оказался уже второй церковью внутри Церкви, или вернее над Церковью, проникновение в него даже весьма незначительного количества весьма критично настроенных по отношению к Папству альбигойцев, сделало конфликт последних с коллегией кардиналов неизбежным, а в сочетании с ревностью к финансовым успехам Ордена Храма, выведенного из под контроля коллегии кардиналов Великой Хартией Вольностей Тамплиеров, делало стратегическим военный союз Папства, утратившего незадолго до этого поддержку итальянских норманнов, с династией Капетингов, а альбигойцев и тамплиеров потенциальными товарищами по несчастью. Естественно, что после того, как этот конфликт в ходе альбигойского крестового похода принял форму геноцида Лангедокцев, вступление в ряды рыцарей-храмовников оказалось, чуть ли не единственным способом выживания этих подвергшихся бесчеловечным преследованиям создателей удивительной культуры «трубадуров и миннезингеров».
В Лангедоке прецептории тамплиеров процветали с самого возникновения Ордена, что объяснялось, так же как в Провансе и в Испании, не только близостью сарацин, но и широким распространением альбигойцев, охотно прибегавших в случае опасности к покровительству рыцарей храмовников, единственным, кому "Великой хартией вольностей тамплиеров" Римские Папы даровали право спасать души отлученных от Церкви, тем более что спасаемые вступая в ряды ордена или отдаваясь под его покровительство отказывались от своего имущества в пользу Ордена. Синтез мировоззрения тамплиеров, весьма строго различавших рыцарей благородного происхождения, а также скваеров и пажей, от простолюдинов, достойных в лучшем случае сержантского звания, с мировоззрением альбигойцев, отрицавших существование иерархии священства и называвших perfecti просто "добрыми людьми" или "добрыми христианами", окончательно оформил систему деления людей на «людей духа» perfecti и «людей материи» profane. Причем принадлежность к perfecti определялась не поведением человека или даже его природными способностями, как у альбигойцев, а только его происхождением, «генетикой». Perfecti могли вести себя как великие аскеты или заниматься чудовищным развратом – все равно они оставались существами высшего порядка по отношению к profane, которые постоянно должны были доказывать perfecti свое право на существование. Особым признаком принадлежности к perfecti был отказ от полового размножения, под которым подразумевался не физический контакт с противоположенным полом, а создание семьи и рождение детей, что заставляет вспомнить «воров в законе». Фильм «Ночной Дозор» практически идеально иллюстрирует эту синтетическую культуру тамплиеров и альбигойцев, особенно то, что и «люди света» и «люди тьмы» в этом фильме являются perfecti и находятся друг с другом в состоянии динамического равновесия. Только Гоша Куценко портит, в остальном идеальную иллюстративность этого творения Бекмамбетова. Более того, свальный грех и противоестественные формы «любви», считались «манихеями» Лангедока не только признаком принадлежности к perfecti, но и "лекарством" от вовлеченности в круговорот зачатия и смерти. Предшественники альбигойцев, манихеи презирали крестьян, именно потому, что они постоянно занимаются не только разведением животных, но и выращиванием растений, которые тоже размножаются половым путем, и столь масштабное участие в этой «половухе» человека, с точки зрения «манихеев», является свидетельством его «греховности» и принадлежности к profane. Впрочем, нравы «манихеев» значительно лучше меня описаны Блаженным Августином и Святым Амвросием, которые были одним из немногих апологетов христианства, успешно обратившими на путь истинный множество гностиков-дуалистов.
Кроме того в ходе второго крестового похода рыцари храмовники обогатили свой политический и религиозный опыт общением с учениками гениального шейха Хассана ибн Саббаха, первым понявшего, что спецслужба, располагающая некоторым количеством не боящихся смерти фанатиков-убийц и индивидуальный террор, направленный против лидеров противника, намного эффективнее дорогостоящих армий, а секс и гашииш могут преодолеть страх смерти и обеспечить эту спецслужбу неограниченным кадровым резервом. Но еще более важным открытием для тамплиеров оказался тот факт, что для Хассана ибн Саббаха достижение могущества было средством, а не целью. А целью было создание научной школы гнозиса в непреступной крепости Аламут, что значит Орлиное гнездо, в которой секта исмаиилитов с помощью дуалистической интерпретация свешенных текстов Ислама и многоуровневой системы посвящения открывала перед своими последователями все более и более эзотерические учения и аскетические практики. Причем на высших степенях посвящения эти учения и практики утрачивали какую-либо связь с исламом и зачастую превращались в полную противоположность той религии, которая приводила молодых людей, жаждущих духовного роста и воинской доблести, к воротам Орлиного гнезда. Агенты Хассана ибн Саббаха, которого крестоносцы прозвали Горным Старцем, рыскали по всем городам Востока и Запада в поисках не только шпионских сведений, но и книг, раскрывающих душу того или иного народа. Хассан ибн Саббах охотно торговал услугами террористов самоубийц, а политическая философия Ордена Храма, обогащенная культурным обменом с исмаилитами в ходе совместных операций на Ближнем Востоке, заставила рыцарей храмовников по аналогии заинтересоваться интеллектуальными достижениями альбигойцев не в меньшей степени, чем принадлежащим им имуществом.
Между тем мир стремительно приближался в точке бифуркации, полностью изменившей направление развития человечества. Большую часть времени народы и цивилизации развиваются в рамках некей колеи - парадигмы развития, которая не исключает возможность колесу истории выехать на обочину или перескочить в другую колею, но это требует очень больших волевых усилий очень крупной личности, сравнимой по масштабу с Александром Македонским или Конфуцием. Но периодически человечество подходит к точке бифуркации, когда колея исчезает, и весьма незначительные события приводят к весьма значительным изменениям в парадигме развития , что может направить развитие огромных цивилизаций в совершенно другую колею
Весьма любопытно, что Пьер Плантар, зарегистрировавший в 1956 году Приорат Сиона предложивший европейцам задуматься о восстановлении в Европе монархии Меровингов, в качестве такой точки бифуркации указывает на малоизвестное в России так называемое "срубание Вяза", когда согласно его интерпретации истории произошел раскол между Приоратом Сиона и его военно-административным инструментом - Орденом Храма. Не отрицая ни важность Меровингов для объединения Западной Европы, ни реальность тысячелетней истории Приората Сиона, хочется все таки отметить, что "срубание Вяза", стоявшего на границе между Нормандией и Францией и бывшего традиционным местом встречи между нормандскими герцогами и французскими королями, прежде всего означал разрыв договора от 911 года между викингом Роллоном и королем Западно-Франкского королевства Карлом Простоватым, в течении 300 лет бывшим основой не только выхода из состояния варварства Западной Европы но и весьма существенным фактором христианизации Европы, включая Скандинавию и Киевскую Русь.
No comments:
Post a Comment